Исторический портрет Фаины Раневской

Раневская самостоятельно выстраивала внутреннюю линию роли, продумав все до мельчайших деталей. Создавая образ абсолютно гротескный, она шла к нему через подробные бытовые и психологические штрихи, в этом – ее творческий метод. Актрисе было важно все: от шляпы с перьями и пенсне до огромной тетради с рукописью, сшитой суровой нитью. Раневская играла на полном, почти трагическом серьезе со слезами, с характерными завываниями низкого голоса, с сентиментальным надрывом. Раневская, безусловно, актриса психологического театра, несмотря на внешнюю эксцентрическую характерность. Первичным для Раневской всегда была полнота внутренней жизни образа, от которой возникали внешние детали, а не наоборот. В то же время эта яркая и на первый взгляд, самодостаточная актриса самым существенным образом нуждалась в содержательных партнерах. «Для меня партнер – самое главное», – говорила она.

Осип Абдулов, игравший с ней в паре, в ответ на все стереотипы, связанные с игрой Фаины, сказал: «Фаина — и героиня, и травести, и гранд‑кокет, и благородный отец, и герой‑любовник, и фат, и простак, и субретка, и драматическая старуха, и злодей. Все амплуа в ней одной. Раневская — характерная актриса?! Чепуха! Она целая труппа!»

Удивительный характер Раневской позволял ей не только быть постоянно разной, но и сохранять присутствие духа в любой ситуации, с удивительным нахальством называть вещи своими именами. В этом противоречие и трудность ее характера – будучи блистательной, смелой, невозмутимой 24 часа в сутки, она всегда остается актрисой на сцене, и трудно сказать, что скрывалось за всем этим. А ведь будучи знаменитой, она так и не смогла воплотить в жизнь то, чего хотелось ей, а не зрителю страны советов.

Летом 1964 года в Комарове в Доме театрального общества жила Фаина Раневская. Актерский талант самой высокой пробы, и такой же интеллект, и такая же острота ума, своеобразие взгляда на вещи, свобода поведения, речи, жеста, обаяние невероятной популярности, трагикомическая внешность - все вместе действовало мгновенно и пленительно на тех, кто оказывался с ней рядом. Стало общим местом признание того, что ее артистический дар был растрачен посредственными режиссерами на роли неизмеримо ниже ее возможностей, растаскан на "эпизоды", на "номера". Но печаль и сетования по этому поводу отвлекли внимание даже знавших ее современников от того, что было еще печальнее: так же по пустякам растранжирил век, привыкший считать людей на миллионы, и всю из ряда вон выходящую одаренность этой уникальной натуры, так же не оценен остался калибр личности» (Анатолий Найман «Воспоминания об Анне Ахматовой»).

В своей официальной автобиографии, которую Фаина Георгиевна написала в 1950 году, к 35-летию работы в театре, она перечисляла: «За этот период я сыграла свыше 200 ролей в театре и 20 ролей в кино. Сыграла множество ролей в пьесах русских классиков: Гоголя, Горького, Чехова, Толстого, Грибоедова, Островского, Горького, Чехова. Сыграла множество ролей в пьесах советских драматургов: Билль-Белоцерковского, Афиногенова, Корнейчука, Шкваркина, Катаева, Тренева, Луначарского, Суркова, Погодина и так далее. И в пьесах западных классиков. Народная артистка республики, лауреат Сталинской премии. Сейчас играю в Театре им. Моссовета. Ф. Раневская». Казалось бы, куда лучше? Однако слава, известность, столь лестные для актеров, ее тяготили:

«Есть же такие дураки, которые завидуют «известности». Врагу не пожелаю проклятой известности. В том, что вас все знают, все узнают, для меня что-то глубоко оскорбляющее, завидую безмятежной жизни любой маникюрши».

Она мечтала не об «апофеозе», а о настоящей полноценной работе. А интересных, ярких ролей режиссер театра Моссовета Юрий Завадский ей не давал.

«Ну да, я великая артистка, и поэтому я ничего не играю, мне не дают, меня надо сдать в музей . Скоро шестьдесят лет, как я на сцене, а у меня есть только одно желание — играть с актерами, у которых я могла бы еще поучиться».

Когда в Москву снова приехал на гастроли театр Брехта из Германии, Елена Вейгель — ведущая артистка, исполнительница главной роли в пьесе «Матушка Кураж», встретившись с Раневской, удивилась тому, что Завадский, обещавший поставить эту пьесу для Фаины Георгиевны, как просил об этом Брехт, не выполнил обещания. Раневская промолчала и лишь записала: «У геноссе Завадского оказалась плохая память».

Кроме матушки Кураж Раневскую лишили еще одной очень значительной роли — на этот раз в кино. Эйзенштейн хотел снять ее в «Иване Грозном» в роли Ефросиньи, и уже были сделаны пробы, оказавшиеся на редкость удачными. Начальство заблокировало решение Эйзенштейна, не соглашалось на Раневскую. Он настаивал на своем, переписка длилась около года, — но следовал решительный отказ.

Статьи по теме

Картина «Видение отроку Варфоломею»
Свою программную картину "Видение отроку Варфоломею" (1889-1890) художник начал компоновать с пейзажа. Окрестности Троице-Сергиева помнили тихую поступь основателя монастыря. "Ряд пейзажей и пейзажных деталей,- вспоминал Не ...

Отношение к власти
"Несмотря на всю свою модернизацию, Япония до сих пор в немалой степени остается иерархическим обществом. Каждый контакт, в который вступают между собой люди, тут же указывает на род и степень социальной дистанции между ними. Не толь ...

Деревянное зодчество
Каменному зодчеству Древней Руси на всем многовековом пути развития сопутствовало деревянное. Оно уходит своими корнями в седую языческую древность. Навыкам хоромного и культового строительства из бревенчатых срубов во многом было обязано ...